С необходимостью продолжать обучение детей в гимназии был связан переезд семьи в Шую. Дом Веры Николаевны Бальмонт и сейчас стоит на Садовой улице, вправо от колокольни, фасадом обернувшись к городу; окна смотрят на высокую плакучую берёзу – может быть, её вспоминал потом поэт в своих странствиях?
О тебе я в тропических чащах скучал.
Я скучал о сирени в цвету и о нём, соловье голосистом,
Обо всём, что я в детстве с мечтой обвенчал.
Я был там, далеко,
В многокрасочной пряности пышных ликующих стран.
Там зловещая пума враждебно так щурила око,
И пред быстрой грозой оглушал меня рёв обезьян,
Но, тихонько качаясь
На тяжёлом, чужом, мексиканском седле,
Я душою дремал, и, воздушно во мне расцвечаясь,
Восставали родимые тени в серебряной мгле.
О, весенние грозы!
Детство с веткой сирени, в вечерней тиши – соловей,
Зыбь и шёпот листвы этой милой плакучей берёзы,
Зачарованность снов – только раз расцветающих дней!
Безмолвная боль затаенной печали,
Безвыходность горя, безгласность, безбрежность,
Холодная высь, уходящие дали.
Приди на рассвете на склон косогора, -
Над зябкой рекою дымится прохлада,
Чернеет громада застывшего бора,
И сердцу так больно, и сердце не радо.
Недвижный камыш. Не трепещет осока.
Глубокая тишь. Безглагольность покоя.
Луга убегают далеко-далеко.
Во всем утомленье, глухое, немое.
Войди на закате, как в свежие волны,
В прохладную глушь деревенского сада, -
Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,
И сердцу так грустно, и сердце не радо.
Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно.
Мои душистые леса.
Болота и поля, в полях, от края к краю,
Родимых кашек полоса.
Где б ни скитался я, так нежно снятся сердцу
Мои родные васильки.
И, в прошлое открыв таинственную дверцу,
Схожу я к берегу реки.
У старой мельницы привязанная лодка.
Я льну к прохладе серебра.
И так чарующе, и так узывно-четко
Душа поет: «Вернись. Пора».
Колодец. Ведерко звенит.
Качается сладостный клевер.
Горит в высоте хризолит.
А яркий рубин сарафана
Призывнее всех пирамид.
А речка под кровлей тумана...
О, сердце! Как сердце болит!
Жоржик (под таким именем К.Бальмонт выводит в романе себя) посадил в землю три зёрнышка и наблюдал за ними. Научила этому его мама. Сажая зёрнышки в землю, мы не задумываемся, почему они растут, как они выходят из земли. А Жоржику было интересно всё. Маленький ребёнок посадил зёрнышки в землю, постоянно наблюдал за ними, а когда росточки появились из земли, Жоржику они показались волшебными, таинственными. "Детские глаза, нетерпеливясь, будут очень скоро, чуть не с завтрашнего дня, смотреть с любопытством, не появились ли из земли зелёные былинки, не пробился ли хотя бы один зелёный стебелёк". Мальчик готовится начать свой жизненный путь, он только учится узнавать все тайны окружающего мира, которые так чудесны и волшебны для его чистой души. В этом тексте содержится и характеристика окружающего мира, и чувства, представления Жоржика об этом мире. Мать и сын вместе любуются этим чудом, они зачарованы, они видят и чувствуют то, что неподвластно другим наблюдателям: "Они вместе любовались на травку, и оба одинаково радовались, что Солнце входит в комнату широким лучом и греет". Мать Жоржика, Ирина Сергеевна, как и Вера Николаевна, всегда стремилась к душевной красоте своих сыновей, воспитывала в них любовь ко всему живому. Жоржик, как самый чувствительный ребёнок, воспринимал всё то, что кажется другим обыкновенным, как чудо, как волшебный знак из фейного царства.